понравилась Мидори. ее разговоры и смена тона с комедии на трагедию и обратно. все ее рассуждения о бедных/богатых, об отце. очень обидно, когда Ватанабе ее не понимал или обижал. на многие его фразы хотелось сказать что он дурак. но при этом я его прекрасно понимаю
В той школе, – Мидори потерла глаз мизинцем, – учились отпрыски элиты. Около тысячи этаких утонченных примерных девиц. В общем, дочери толстосумов. Иных там не держали. Суди сам: учеба дорогая, регулярно собирают пожертвования, если едут на экскурсию – непременно полностью снимают дорогую традиционную гостиницу с ужином на лакированной посуде
так приятно читать подробное описание еды, одежды
Мы с Наоко взяли жареную рыбу, овощной салат, рис и суп мисо. Рэйко ограничилась салатом с макаронами и кофе. После еды, как всегда, покурила.
В посылке был виноградного цвета свитер с воротником и письмо.
Цитаты
Просто я отношусь к такому типу людей, которые ничего не могут понять, пока не попробуют записать это на бумаге.
Нюхая корешок, прикасаясь руками к страницам, я чувствовал себя счастливым.
Будешь читать то же, что остальные, – начнешь думать, как все.
– Как ты думаешь, в чем главное преимущество богачей? – Не знаю. – Они могут легко говорить: «Нет денег». Например, я предлагаю какой-нибудь однокласснице что-нибудь сделать, а она отвечает: «Не могу. У меня сейчас нет денег». Случись наоборот – и я не могу сказать то же самое. Если я скажу, что у меня нет денег, значит, их у меня действительно нет. Как это ни прискорбно.
Погода стояла прекрасная. Чувствовалось приближение осени.
Я поразился, какая она стройная
– Сначала приходилось нелегко, – вздохнула Мидори. – Никто в семье меня не поддерживал и не понимал. Думаешь, кто-нибудь давал мне денег на хорошие ножи и кастрюли? Говорили, сойдут и эти. Чего смеяться? Кто сможет разделать рыбу тупым, как зубило, ножом? Говорю им, а в ответ: «А зачем ее разделывать?» И что мне оставалось? Сэкономила карманные деньги, купила приличные ножи, кастрюли, миски. Можешь себе представить? Девчонке пятнадцать лет, а она по иене собирает на миски, точильный камень, фритюрницу? Особенно если вспомнить, что все это ради сковородки для омлета.
В чем ты силен? – Особо ни в чем. Есть несколько любимых занятий… – Например? – Путешествовать пешком, плавать, читать книги. – То есть, то, что можно делать в одиночестве. – Да. Пожалуй, так.
Утро люблю больше всего, – сказала Наоко. – Кажется, что все начинается с самого начала. Приходит время обеда, и мне становится грустно. А вечер ненавижу. Так и живу, думая об этом каждый божий день.
– Как-то странно ты говоришь, – заметила она. – Не хочешь ли ты сказать, что подражаешь тому пареньку из «Над пропастью во ржи»?
Столько было возможностей в руках, смотрю – а вокруг уже ничего. Никто не хлопает, никто со мной не возится, никто не хвалит, и только каждый божий день – этюды Черни для соседских ребятишек. Настроения – никакого. Часто плакала. Обидно же… Когда узнаешь, что бездари занимают призовые места на таких-то конкурсах, устраивают свои концерты в таких-то филармониях. Слезы сами льются из глаз.
В мире немало таких людей. По крупицам разбазаривают свой талант, не могут удержать его в руках. Мне доводилось таких видеть. Сначала думаешь: вот это да! Например, берут и играют сложную вещь с листа, и при этом – очень даже прилично. Слушатели сражены наповал. Сижу и думаю: куда мне до такой игры? Но на этом – всё. Дальше прогресса нет. Почему? Не хватает усилий. Потому что их не приучили выкладываться, избаловали. Потому что обладая талантом с детства, можно было не напрягаясь, сносно играть, и слушатели бы нахваливали. Зачем стараться, если и так все видят? На что другим требуется три недели, получается за полторы. Учитель слушает и говорит: «Здесь уже хорошо, пойдем дальше». И опять – в два раза быстрее остальных. И опять они идут дальше. Не набив ни одной шишки, теряют то, без чего не может состояться личность. Это – трагедия.
Хорошо, когда пища вкусная. Это как признак жизни.
Только и слышишь от них: «Мидори, ну ты уплетаешь. Мы уже наелись, и больше не лезет». Но с больными сидят не они, а я. Чего смеяться? Остальные изредка заглядывают и лишь сочувствуют. А подмывать, утирать слюни и тело освежать-то приходится мне. От одного сочувствия задница чистой не станет. Мне самой его жалко раз в пятьдесят больше. А стоит съесть весь обед, все смотрят чуть ли не с упреком: «Мидори, ну ты уплетаешь»… Что я им, вьючный осел, что ли? Почтенного возраста люди, а простых вещей не понимают. Говорить можно что угодно. Но куда важнее, чистый лежит больной или в дерьме.
Очень это паршиво – не сознавая того, оскорбить чувства человека, тем паче, дорогого.
– Не жалей себя, – сказал он. – Себя жалеют только ничтожества.
«Смерть находится не на противоположном конце жизни, а лишь затаилась в ней»
Если ты будешь продолжать делать больно ей, случится непоправимое. Поэтому хоть тебе и горько – крепись… Вырасти, наконец, и стань взрослым