О чем я говорю, когда говорю о беге

Сомерсет Моэм писал, что даже в бритье есть своя философия. Каким бы скучным ни было действие, когда повторяешь его изо дня в день, оно приобретает некую медитативную сущность.

Так уж я устроен – пока не сяду и не начну записывать свои мысли, ничего толком сформулировать не могу.

Казалось бы, пиши себе, пока пишется, но нет – принимаю волевое решение и останавливаюсь. Зато завтра приятно будет вернуться к работе. Эрнест Хемингуэй, кажется, тоже писал об этом. Хочешь продолжить начатое – не сбивайся с ритма.

Почему-то жизнь устроена так, что с годами дел только прибавляется.

когда я играю в футбол или бейсбол, я всегда чувствую легкий дискомфорт.

когда приходится играть против другого игрока, то – неважно, выиграл я или проиграл – почему-то потом очень долго не могу успокоиться.

мне совершенно необходимы эти час-полтора ежедневного бега: я могу помолчать и побыть наедине с самим собой – то есть соблюсти одно из важнейших правил психической гигиены. Когда бежишь, можно ни с кем не разговаривать и никого не слушать.

одиночество – это неизбежность. Однако это чувство полной изолированности, как выплеснувшаяся из бутылки кислота, может разъесть ваше сердце, растворить его до полного исчезновения. Словно обоюдоострый меч, одиночество защищает вас, но в то же время незаметно ранит изнутри.

На тот момент доходы от клуба превышали мои писательские гонорары – но мне ничего не оставалось, как смириться с этим фактом.

Я умею пережить неудачу, но только в том случае, если и впрямь перепробовал все варианты – иначе потом буду долго жалеть, что работал спустя рукава.

Я просто хочу проверить, на что я способен, – сказал я жене. – Если не заладится, через пару лет снова откроем где-нибудь бар. Мы еще молоды и можем начать все заново. Хорошо, – ответила на это жена. У нас оставались еще кое-какие долги, но я подумал, что как-нибудь прорвемся. Шел 1981 год. Я решил стараться изо всех сил.

Я терпеть не мог, когда меня заставляли делать чтото, чего я не хочу, да еще тогда, когда я не хочу этого делать. При этом если у меня была возможность делать то, что я хочу (но обязательно – когда и как хочу), то я отдавал этому все силы.

Итак, я вставал не позднее пяти утра и ложился спать не позднее десяти вечера – новая, простая и размеренная жизнь.

Но я вот считаю, что взрослому человеку (молодежь не в счет) очень важно определить для себя жизненные приоритеты. В жизни должен быть распорядок, согласно которому вы расходуете время и энергию. Если, достигнув определенного возраста, вы все еще не выработали такого распорядка, то очень скоро ваша жизнь потеряет четкость и контрастность.

Некоторые вынуждены прилагать массу усилий, чтобы получить то, что другим достается просто так, за красивые глаза.

Чтобы понять, есть ли в жизни справедливость, необходима временная перспектива.

Так уж устроена школа. Самая важная вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там.

Каждый раз, когда мне не хочется бежать, я говорю себе: Ты – писатель, работаешь дома, по свободному графику. Тебе не нужно никуда переться в набитой электричке и умирать от скуки на совещаниях. Пойми же, какой ты счастливчик.

Но, увы, я уже давно не молод. В моем возрасте за все надо платить полную цену.

Я просто ужасно рад, что больше не нужно никуда бежать. Э-эх, вот оно счастье-то! Можно не бежать.

Мне кажется, в природе существуют процессы, которые, как ни старайся, невозможно изменить. И если вдруг оказывается, что один из таких процессов крайне важен для твоего существования, то единственное, что тебе остается, – путем неустанного повторения измениться (пусть даже до неузнаваемости) таким образом, чтобы он стал неотъемлемой частью твоей личности.

В конце концов, мышцы у нас сознательные – если играть по правилам, они не посмеют жаловаться.

И тем не менее, несмотря ни на что, я продолжаю бегать. Ежедневный бег – это не роскошь, а образ жизни.

Неужели стоит телу умереть, и человеческие мысли вот так вот просто исчезают, уходят в никуда?

Однако рано или поздно молодость проходит,

Я с нетерпением жду, что же у меня получится в следующий раз.

Если уж тратить годы, так хотя бы интересно и полноценно, имея какую-то цель, а не блуждая в тумане.

Мой стандартный пульс – около пятидесяти ударов в минуту, что, в общем, немного.

Американские медсестры, измеряя мне пульс, неизменно говорят: «А вы, должно быть, бегун».

Можно открыть холодильник и очень неплохо – и даже весьма изысканно – перекусить вчерашними остатками. И если остатки – это всего лишь яблоко, луковица, сыр и моченая слива, все равно жаловаться глупо. Нужно радоваться тому, что есть. А этому учишься с возрастом. В этом, так сказать, преимущества старения.

И как это они бегают по такой жаре? Молодцы! Хотя, если вдуматься, то я точно такой же молодец.

Еще я купил себе новые беговые кроссовки «MIZUNO».

В этом мире так много вещей, которых мне никогда не сделать, так много соперников, которых мне никогда не одолеть.

Тем не менее смотреть на то, как они бегут, приятно. Я прямо-таки физически ощущаю то, что называется сменой поколений. Так уж устроен мир, и в принципе я не против, чтобы эти девчонки меня обгоняли.

именно так все и должно быть.

Если мне не изменяет память, она еще ни разу не повторилась. Увидеть, в чем она прогуливается нынче, – одна из маленьких радостей моей ежедневной пробежки.

Вчера на пробежке я слушал Rolling Stones, альбом «Beggars Banquet». Бэквокальное «ху-ху» из «Sympathy for the Devil» 6 отлично подходит для бега. А позавчера – «Reptile» Эрика Клэптона 7.

необходимо стать сильным, нарастить мускулатуру. Я верю, что это задача достойная сама по себе

Чтобы заниматься работой, столь вредной для здоровья, нужно быть исключительно здоровым человеком. Это мой девиз.

Писать роман – все равно что карабкаться на скалистую гору, преодолевая утес за утесом, и оказаться на вершине можно только после долгой и напряженной работы. Ты либо преодолеваешь себя, либо нет. Одно из двух. Трудясь над романом, я всегда помню об этой метафоре.

На это уходит много сил, зато я каждый раз чувствую, что бросаю вызов самому себе, – и это довольно приятное чувство.

В любом случае, на календаре уже октябрь. Я и не успел заметить, как подошел к концу еще один месяц. Самое суровое время года не за горами.

В каком-то смысле то, что я сейчас испытываю, сродни страху древних мореходов.

Хрупкая женщина лет семидесяти на бегу кинула мне: «Держись!» Дожили. Что же дальше-то будет? А ведь до финиша еще сорок километров.

«Я не человек. Я – автомат. Машина, которая не должна ничего чувствовать. Только вперед!» – говорил я себе.

Я здесь не для пешей прогулки, а для того, чтобы бежать. Это единственная причина, по которой я сел на самолет и прилетел на самый север Японии. Как бы медленно я ни бежал, это все равно лучше, чем идти шагом. Такое у меня правило. Нарушу его – и уже трудно будет удержаться, начну нарушать правила одно за другим. И в таком случае сомневаюсь, что мне вообще удастся закончить эту гонку.

Отсюда и до финишной линии я обогнал человек двести.

ты и что ты здесь делаешь.

Мысль о том, что я один из них, наполняла меня счастьем.

Ну и конечно, радость и облегчение от того, что предпринятая рискованная затея удалась, что я выдержал испытание. Честно говоря, чувство облегчения было заметно сильней, чем радость. Как будто внутри меня развязался какой-то тугой узел, о существовании которого я все эти годы и не подозревал.

А может, это просто была депрессия, вызванная неким мужским эквивалентом менопаузы.

Теперь же я чувствую, что меланхолический туман, в котором я так долго блуждал, наконец рассеивается. Не могу сказать, что я окончательно вышел из него, но, по крайней мере, что-то забрезжило, зашевелилось, взволновалось. Утром, завязывая шнурки беговых кроссовок, я улавливаю едва заметное движение в воздухе и в себе самом. Я хочу сберечь эти пока еще робкие ростки. И поэтому сейчас, точно так же, как в те моменты, когда мне важно не пропустить ни звука, увидеть пейзаж, не перепутать направление

Единственное, что я могу сказать: такова жизнь.

Неважно, за сколько я пробегу марафон. Даже если я буду лезть из кожи вон, мне все равно уже не пробежать так, как раньше. Я к этому готов.

в этом мало приятного, но так уж обстоят дела, когда стареешь. Я играю свою роль, а время играет свою. И оно делает это куда точнее и аккуратнее, чем когда-либо делал я.

Я решил, что буду обращать внимание только на положительные стороны жизни.

А в другой прекрасный день я решил заняться бегом – просто потому, что захотел.

И в который раз понимаю, насколько жалок и незначителен этот маленький сосуд под названием «я». Насколько он неэффективен и непригляден. Мне начинает казаться, что все, что я сделал в своей жизни, ничего не стоит. Что все это пустая трата времени.

Покуда живу, я всегда буду узнавать о себе что-то новое, и возраст здесь не имеет никакого значения. Сколько бы ты ни стоял голышом перед зеркалом, пристально вглядываясь в отражение, – зеркало не отражает того, что внутри.

В восьмидесятые я жил в Токио и каждое утро на пробежке встречал молодую, очень привлекательную женщину. Мы бегали одним маршрутом несколько лет, узнавали друг друга и всегда улыбались вместо приветствия. Я ни разу с ней не заговорил (для этого я слишком стеснителен) и, понятное дело, не знаю ее имени, но до чего приятно было бежать, зная, что скоро я снова увижу ее лицо. Без таких маленьких радостей нелегко каждый день выходить на пробежку.